Дом одиноких сердец - Страница 40

– Вы за это тоже ответите, – прошипела она, собираясь с силами. – Вы наняли своих молодчиков, чтобы запугать персонал, свалить всю вину на меня, провести свое частное расследование. Но у вас ничего не выйдет. Узнав об убийстве, вы обязаны были сообщить в прокуратуру. А вы этого не сделали. Значит, вы будете отвечать за организацию частного расследования.

– Никакого частного расследования, – улыбнулся Степанцев. – Вот копия моего письма в прокуратуру. Я отправил его еще два дня назад. Просто почта у нас так плохо работает. Но штемпели будут стоять правильные. Еще два дня назад я сообщил о том, что у меня есть подозрения по поводу смерти Генриетты Андреевны Боровковой и я прошу провести повторное расследование с возможной эксгумацией трупа. Мое заявление подписал и Михаил Соломонович. Вот оно, перед вами…

Клинкевич нахмурилась.

– И еще, – добавил не без торжества Федор Николаевич, – я полагаю, что родным и близким Боровковой мы сообщим о том, почему так спешно состоялись похороны и теперь мы вынуждены пойти на такую варварскую меру, как эксгумация трупа. Полагаю, что в этом тоже обвинят именно вас, уважаемая Светлана Тимофеевна.

– У вас ничего не выйдет, – поднялась она со стула, – я пожалуюсь самому губернатору.

– Хоть президенту, – ласково согласился главный врач. – Убили такого известного человека, а вы не дали нам нормально провести расследование. И сейчас мешаете. Ваш крик слышали все наши сотрудники. Разве так можно, Светлана Тимофеевна? – иезуитски спросил он. – Я думаю, что мы найдем журналистку, которая напечатала первую статью, и опубликуем вторую, которая навсегда закроет вашу карьеру.

– Вы не посмеете. Вы не имеете права, – окончательно запутавшись, сказала Клинкевич.

– Очень даже имею. Давно мечтал об этом. У меня есть к вам конкретное и очень неплохое предложение: напишите заявление. Вам трудно сюда приезжать, все-таки каждый день полтора часа туда и обратно. У вас семья, ребенок, по профессии вы офтальмолог… Не сомневаюсь, что вам найдут хорошее место где-нибудь в глазной больнице; возможно, через некоторое время вы даже станете главным врачом. Только здесь не ваше место, Светлана Тимофеевна; вы же должны понимать, что оно слишком мелко для такой крупной птицы, как вы. Напишите заявление, и я дам вам блестящую характеристику. А ваш муж сумеет вас устроить, в этом я не сомневаюсь.

– Вы интриган и мерзавец, – с чувством произнесла она, – а ваши наймиты всего лишь проходимцы. Пустите меня! – крикнула она Эдгару, стоявшему в проходе, и вышла, громко хлопнув дверью.

– Как вы думаете, она напишет заявление? – спросил Федор Николаевич.

– Обязательно, – сказал Дронго, – зачем ей портить свою карьеру? Между прочим, она вообще не врач, и ей здесь действительно не место.

– Это вы сейчас поняли? – уточнил Степанцев.

– Нет, вчера. Ваши сотрудники знают, что собаки воют всякий раз, когда кто-то в хосписе умирает. Вчера, когда мы с ней встречались, она попрощалась с нами и вышла из здания, усаживаясь в машину. Как раз в этот момент завыли собаки, ведь умерла в своей палате Идрисова. В это трудно поверить, но она не остановила машину и даже не поинтересовалась, что именно здесь произошло. Ведь она и так задержалась из-за приезда гостей. Просто уехала, даже не поинтересовавшись, почему воют собаки. Идрисова умерла, когда она садилась в машину, но Мокрушкину и в голову не пришло ее остановить. Такие врачи не должны здесь работать, – убежденно закончил Дронго.

– Конечно, не должны. Я давно пробиваю на это место Сурена Арамовича. Он прекрасный специалист и чуткий человек… Что-нибудь удалось выяснить?

– Кажется, есть подвижки. Вы действительно отправили письмо в прокуратуру?

– Пока нет, – улыбнулся Степанцев.

– Тогда отправьте. Прямо сегодня. Мы можем потерпеть неудачу, а у вашего заместителя появится такой козырь. Прямо сегодня отправьте это заявление в прокуратуру… Кажется, к вам приехали гости. Две или три машины. Нет, даже четыре. Кто это может быть? – посмотрел в окно Дронго. Несколько мужчин выходили из машин.

– Родственники Идрисовой, – пояснил Степанцев, – пойду к ним. Это тоже моя тяжкая обязанность.

Он поднялся и вышел.

– Зинаида Вутко рассказала мне, что на нее вышел родственник Кристины Желтович, какой-то Арвид, который платил ей деньги за любую информацию о своей родственнице. А в последнее время стал платить деньги и за информацию о Боровковой, – сообщил Дронго своему другу, когда они остались вдвоем. – Самое интересное, что погибшая недавно вызывала нотариуса и этим очень разозлила родственника Кристины Желтович.

– В таком случае нужно найти этого родственника и этого нотариуса, – кивнул Эдгар.

– Родственника мы сегодня найдем, его номер телефона есть у Зинаиды. А вот с нотариусом тебе нужно разобраться осторожно. Здесь фиксируют всех посетителей, кто прибывает в хоспис. Осторожно узнай у Евсеева, кто это был. Какой нотариус, местный или из Санкт-Петербурга? И как его можно найти?

– Все сделаю, – кивнул Эдгар и отправился на поиски завхоза.

Дронго вышел следом. Приехавшие мужчины толпились у дверей хосписа. В здание пустили только супруга умершей, после того как он надел бахилы на обувь и белый халат. Дронго прошел к палате Угрюмова и постучал в дверь. Не услышав ответа, он постучал еще раз. Прислушался. Постучал в третий.

– Чего вы стучите, – услышал он недовольный голос Угрюмова, – могли бы зайти и так.

Дронго открыл дверь и вошел в палату. Угрюмов лежал на кровати, прямо поверх одеяла в своем халате. Голые волосатые ноги были открыты. Он даже не пошевелился при появлении гостя.