– А вы нарочно перевели ее наверх, чтобы погасить конфликт? – спросил Дронго.
– Отчасти да, – кивнул Степанцев. – Вот видите, какие у нас здесь сложные отношения. Целый мир страстей и интриг в одном небольшом хосписе. Небольшая модель земной цивилизации, если хотите. Кого здесь только нет. Но мне важно узнать, кто из них убийца. Хотя бы для себя. Если это кто-то из наших пациентов, то его все равно не сможет покарать рука правосудия, как говорят в таких случаях. Ни один из наших пациентов просто не доживет до решения суда. Но для себя я хочу знать. Чтобы сделать соответствующие выводы и исключить подобные происшествия в будущем.
Они прошли к машине. Степанцев взглянул на сидевшего за рулем Дмитрия. Тот весело говорил с кем-то, скорее всего с женщиной, по мобильному телефону.
– В машине не будем говорить о делах, – попросил главный врач, перед тем как сесть рядом с водителем. Халаты они оставили на вешалке, надели свои плащи. Дронго и Вейдеманис разместились на заднем сиденье. Машина выехала со двора, ворота за ней медленно закрылись. Степанцев повернулся к ним.
– Когда за вами заехать завтра?
– Утром, когда вы поедете на работу, – предложил Дронго, – чтобы не гонять два раза машину.
– Тогда в половине девятого, – сказал главный врач. – Сумеете подняться, или лучше прислать машину немного позже?
– Нет. Как раз в половине девятого будет хорошо. Мы хотим завтра провести весь день в вашем хосписе. Так будет лучше и для нас.
– Хорошо, – согласился Степанцев. Больше в салоне машины не было произнесено ни слова. Когда они подъехали к отелю и все трое вышли из автомобиля, Федор Николаевич покачал головой.
– Врачи из Башкирии живут в таком роскошном отеле, – иронично пробормотал он. – Похоже, наша легенда рушится на глазах.
– Она уже рухнула, просто вы об этом пока не знаете, – негромко сказал Дронго на прощание. Степанцев озадаченно посмотрел им вслед.
В половине девятого утра машина уже ждала их у подъезда отеля. Оба напарника вышли вместе. Федор Николаевич вылез из салона, поочередно обменявшись с каждым крепким рукопожатием. Они расселись, и машина тронулась в сторону Николаевска.
– Я думал над вашими словами, – признался Степанцев, – и мне кажется, что вы правы. Кто-то сообщил подробности о смерти Боровковой и о моем желании проверить ее тело в городском морге. Кто-то вчера сообщил моему заместителю о том, что Дима поехал за вами на вокзал. Боюсь, что некоторые сотрудники работают на моего заместителя.
Водитель согласно кивнул головой. Очевидно, эту мысль они уже обсуждали.
– Ваш заместитель имеет влиятельного мужа, – напомнил Дронго, – и все совсем не так просто, как вы думаете. Все отлично понимают, насколько неприемлемо и глупо она ведет себя, но не хотят с ней связываться. К тому же у нее обширные связи, а вам уже за пятьдесят. В любой момент ситуация может измениться, и не в вашу пользу. А люди обязаны думать о своих семьях. Поэтому я бы на вашем месте не стал так рьяно искать виноватых. Понятно, что все будут на вашей стороне. Но некоторые из-за слабости, некоторые из корыстных побуждений, а еще кто-то просто из-за нежелания конфликтовать будут уступать вашему заместителю раз за разом, работая на обе стороны. Это не предательство, каковым оно выглядит в ваших глазах. Это скорее здоровый прагматизм.
– Предательство всегда оправдывают высокими мотивами или пытаются объяснить обычным прагматизмом. У людей должна быть хоть какая-то мораль, – убежденно произнес Степанцев.
– Мы всегда будем иметь такую мораль, которая соответствует нашим силам, – так говорил Ницше.
– Это не наш автор. Буревестник фашизма.
– Я бы не стал так однозначно оценивать его. Он был великим философом, и многие его сентенции кажутся мне не лишенными здравого смысла. Подумайте над этим, Федор Николаевич.
– С каким удовольствием я бы избавился от своего заместителя, – в сердцах произнес Степанцев, – хоть бы ее уже куда-нибудь выдвинули! Нам всем стало бы гораздо легче.
– Вчера мы беседовали с Клавдией Антоновной, – сказал Дронго, – мне кажется, она очень здраво мыслит. У нас уже есть некоторые наметки, но мы хотели бы побеседовать с вашими пациентами.
– Если они захотят, – напомнил Федор Николаевич. – Не забывайте, что у нас не совсем обычная больница и тем более не совсем обычные пациенты. Они могут отказаться, это их право, и никто не может их неволить.
– Не сомневаюсь. Но я надеюсь, что многие согласятся побеседовать со мной. В конце концов, просто интересно разговаривать с человеком, приехавшим из далекой Башкирии, – сказал он в расчете на водителя.
Степанцев благожелательно кивнул в знак согласия.
На переезде их задержали больше обычного, и в хоспис они прибыли, когда на часах было уже десять минут одиннадцатого. В дверях стояла Светлана Тимофеевна словно живой укор опоздавшему главному врачу. Увидев, как из его машины выходят вчерашние «врачи из Башкирии», она просто повернулась и пошла к себе, даже не здороваясь. Ей уже рассказали, что таинственные командированные пробыли в хосписе до девяти часов вечера и уехали вместе с главным врачом. Причем санитарки шепотом передавали, что никакие это не «врачи из Башкирии», а следователи из Санкт-Петербурга, которые должны проверить работу хосписа и непонятную задержку с выдачей тела умершей Боровковой. Некоторые даже намекали, что та умерла и не своей смертью. Светлана Тимофеевна была оскорблена в своих лучших чувствах. Из-за этих людей она вчера осталась на работе, задержала на целый час машину мужа, принимала их как самых почетных гостей – а оказалось, что они просто посмеялись над ней и обманули ее! Гнев женщины был направлен даже не столько против них, сколько против главного врача, посмевшего так унизить и обмануть своего заместителя. Она не сомневалась, что именно он подстроил эту «ловушку» с гостями, и с утра накричала на не спавшего всю ночь Мокрушкина, который выдал ей столь неверную информацию.