Дом одиноких сердец - Страница 25

– И сегодня тоже вы отличились, – догадался Дронго.

– Откуда вы знаете?

– Понял по вашему виду. Вы ведь знали, что останетесь на дежурство. А тут Федор Николаевич уезжает на совещание в город, и его машина едет кого-то встречать. Вы наверняка узнали, что Дмитрий поедет встречать гостей из Башкирии, и предупредили Клинкевич. Все правильно?

– Да, – опустил голову Мокрушкин, – она решила остаться и сама принять гостей. Решила не уезжать, пока вы не приедете. И мне наказала рассказать вам, как вел себя Степанцев, когда не хотел отдавать тело умершей ее родственникам и нарочно затягивал оформление документов.

– Вы хотя бы поняли – почему он так поступил?

– Думаю, что из-за нее. У них свои счеты, каждый пытается выиграть за счет другого.

– И ничего подозрительного в ваше дежурство не произошло?

– Нет, ничего. Все было как обычно. Немного нервничала Витицкая – она была в городе и, вернувшись, сорвалась на истерику. Мы сделали ей укол. Потом возникли проблемы у Радомира Бажича. Ему тоже пришлось сделать укол. Вернее, у него их целый комплекс, там два укола подряд. У него сначала начинаются боли. Он словно чувствует запах жареного мяса. Говорят, схожие проблемы бывают у эпилептиков. Но у тех после приступов восстанавливается сознание, а у нашего Радомира сознание с каждым разом угасает все сильнее и сильнее.

– Как вы обнаружили умершую?

– Завыли собаки, и мы привычно начали очередной обход. Клавдия Антоновна задержалась в палате Идрисовой, а Зиночка сразу побежала к Боровковой. Она до этого ее смотрела, все было нормально. А тут она сразу позвала меня. Я обратил внимание на ее лицо. Такое ощущение, будто ее задушили. Но мы знали все ее болезни. Поэтому я сразу накрыл лицо умершей одеялом.

– Почему вы разрешаете Витицкой уезжать в город, если у нее случаются такие срывы после этого?

– Это не я разрешаю, а сам Федор Николаевич. Он считает, что любые запреты вредны. Здесь не тюрьма, часто говорит он. Здесь место, где мы помогаем людям достойно завершить свое земное существование, облегчаем их страдания. Поэтому он категорически против всяких запретов.

– Может быть, он прав, – задумчиво предположил Дронго. – В тот день у вас были посетители?

– Да, были. Все подробности записаны в журнале нашего завхоза Евсеева. Но в этот день приезжал двоюродный брат Витицкой. Он заезжал за ней примерно в половине одиннадцатого утра. Потом, после обеда, было еще двое посетителей. Казимире Станиславовне привозили книги. Водитель мужа ее внучки. И еще к Шаблинской кто-то приезжал. Не знаю, кто точно. Вам лучше просмотреть журнал.

– Нам сказали, что Мишенин обычно принимает снотворное, чтобы заснуть.

– Каждую ночь. А почему вы спрашиваете?

– Нам важно понять, кто в ночь вашего предыдущего дежурства мог бодрствовать в то время, когда вы нашли умершую Боровкову.

– Многие, – немного подумав, ответил Мокрушкин, – у нас вообще люди плохо спят по ночам. Витицкой сделали укол, наверно, она спала. Радомиру тоже было плохо, с ним возилась Клавдия Антоновна, уколы ему делала. Мишенин точно спал. Угрюмов не спал, он все время ходил по коридору. Ему делают замечание, а он все равно курит. Ходит на кухню – там окно открытое есть – и курит, как мальчик, тайком. Ему уже объясняли, что здесь вообще нельзя курить, но он не обращает внимания. Все равно, говорит, от рака легких я не умру. Просто не доживу. Меня уже сгубила другая крайность. У него ведь цирроз печени. Шаблинская не спала, я видел ее в столовой, она туда за водой заходила. Вот еще необыкновенная женщина! Несмотря на свой возраст и болезнь, даже ночью в коридор не выйдет, если не причешется и не оденется. Они смотрели вместе с Ярушкиной какую-то передачу. Кто еще? Казимира Станиславовна тоже не спала, я точно знаю, видел свет в ее палате. Вот и все. У нас ведь не так много пациентов, за всеми можно уследить. Троих врачей и санитарок вполне достаточно. Светлана Тимофеевна требовала, чтобы по ночам дежурили даже два врача, но так будет слишком тяжело для всех, и Федор Николаевич не разрешил. Одного врача вполне достаточно. А если нужно, я всегда могу вызвать кого-то из дома. У Сурена Арамовича и Людмилы Гавриловны есть свои машины. И сам Степанцев всегда может приехать, если понадобится.

– Нам говорили, что у Боровковой был сложный характер.

– Очень сложный, – кивнул Мокрушкин, – она со всеми конфликтовала. Но быстро отходила. Потом переживала. Сама говорила, что ее главный враг – это ее язык. Она быстро вспыхивала и быстро успокаивалась. А вот Тамара Рудольфовна совсем не такая. Она долго помнит обиду и никогда не забывает своих обидчиков. Уникальная женщина. На все праздники она надевает свою звезду. Мы потом узнали, что это камуфляжная звезда. Настоящую она спрятала дома, а эту надевает по праздникам. У нее четыре ордена – можете себе представить, какая это была женщина.

– Говорят, что они с Боровковой конфликтовали друг с другом?

– Еще как. Спорили до хрипоты с цитатами из классиков марксизма-ленинизма. Буквально кричали друг на друга. Они ведь обе были членами Ленинградского обкома партии, знали друг друга уже много лет. И встретились у нас. Представляете, как им было неприятно встретиться именно здесь? Ведь обе они считались очень успешными женщинами. Боровкова была всемогущей главой многомиллионного города. Все знали, что основные решения принимает не сам председатель Ленгорсовета, а его первый заместитель. Я слышал, что тогда даже хотели сделать ее председателем, но где-то в Москве ее документы не прошли. К женщинам было некое предубеждение, сделать главой города даму было сложно. Да и первый секретарь обкома наверняка тогда возражал. Кому захочется иметь у себя такого руководителя местной власти?