Дом одиноких сердец - Страница 18

– Это наши друзья, врачи из Башкирии, – пояснил Мокрушкин.

– Вот пусть они и возвращаются в свою… Башкирию, – ответила женщина, но так и не повернулась.

Казимира Станиславовна испуганно посмотрела на Мокрушкина.

– Меня лучше перевести в другую палату, – тихо попросила она, – моя соседка все время недовольна. И когда я включаю телевизор, и даже когда не включаю.

– Я тоже так думаю, – согласился Мокрушкин. – Завтра приедет Федор Николаевич, и мы все уладим.

– О чем вы шепчетесь? – спросила Тамара Рудольфовна, наконец поворачиваясь к ним лицом.

У нее было злое лицо пожилой и властной женщины. Белые волосы, мешки под глазами, на лице характерные пятна пигментации. Было очевидно, что болезнь крови доставляла ей еще и нравственные муки.

– Опять на меня жалуетесь? – поинтересовалась она.

– Нет-нет, – испуганно прошептала ее соседка, – ни в коем случае.

– Знаю, что жалуетесь. Не лгите. Все знаю. И характер у меня поганый, тоже знаю. И вообще вы правы. Вам лучше завтра поменять палату. У нас с вами несовместимость. Разные группы крови – если мою еще можно причислить к какой-то группе.

Она взглянула на вошедших.

– Это вы прибыли из Башкирии? Какой такой хоспис в вашей мусульманской республике? Зачем вы врете? У вас ведь стариков уважают до смерти. Ходят за ними, возятся, убирают, терпят их глупости… Это у нас сразу избавляются от таких мерзких тварей, как мы!!

Мокрушкин сокрушенно покачал головой.

– Выйдите, пожалуйста, – попросил он, – я останусь с ними.

– Да, конечно, – Дронго и Вейдеманис поспешили выйти из палаты, сопровождаемые истерическими криками Тамары Рудольфовны.

– Знаешь, что я тебе скажу, – неожиданно произнес Вейдеманис, – концентрация страданий в таком месте превосходит любое человеческое воображение. Я даже не представляю, с чем это можно сравнить. Даже у осужденных на смерть есть какой-то небольшой шанс. А здесь… – он махнул рукой.

В этот момент опять позвонил мобильный телефон Дронго. Он достал аппарат:

– Я вас слушаю.

Глава 7

Звонил Федор Николаевич. Главный врач сообщил, что он подъезжает к зданию хосписа и через несколько минут уже будет на территории своего учреждения. Сыщики вышли во двор. Уже стемнело, и зажглись фонари. Они уселись на скамейку перед зданием и почти сразу же услышали чьи-то шаги. К ним подошел знакомый мужчина, очевидно – сторож. Он внимательно посмотрел на обоих незнакомцев в белых халатах. У него было чисто выбритое лицо, черные глаза немного навыкат, редкие черные волосы, подстриженные очень коротко – от этого его голова походила на ежа. Он был одет в темный костюм, на ногах – тяжелые армейские ботинки.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Дронго.

– Здравствуйте, – кивнул сторож, – это вы приехали вместе с Дмитрием на машине нашего главного?

– Мы.

– Значит, это вы гости из Башкирии. Очень хорошо. А кого вы ждете?

– Федора Николаевича.

– Он уже не приедет. Девятый час вечера. Так поздно он не задерживается, если ничего особенного не происходит.

– У вас сегодня собаки выли, – возразил Дронго.

– Это уже все знают, почему они выли. Они ведь сразу чувствуют, когда кто-то уходит, – пояснил сторож. – У нас сегодня человек ушел, вот поэтому они и воют.

– У вас вся информация передается собачьим воем? – не выдержав, поинтересовался Эдгар.

– Пациентов мало, – рассудительно ответил сторож, – поэтому мы все и про всех знаем.

– Про всех? – оживился Дронго, поднимаясь со скамьи.

– Конечно, – спокойно ответил сторож, – для этого мы сюда и поставлены.

– Вы ведь Асхат Тагиров, правильно?

– Да, так меня зовут.

– Когда умерла Боровкова, вы дежурили?

– Правильно. Тогда как раз я дежурил.

– Вы можете вспомнить, кто тогда приезжал в ваш хоспис? Может, кто-то незнакомый или какой-нибудь человек, которого вы не ждали?

– Посетители бывают днем, – рассудительно сказал сторож, – их всех в особый журнал записывают. А после ужина никого сюда не пускают. Это я вам точно говорю. И никого здесь тогда не было, когда она умерла.

– А днем кто здесь был?

– Я не знаю. Ворота бывают открыты. За все посещения у нас завхоз отвечает, у него журнал специальный есть. Вот его вы и спросите. Только Степанцев уже не приедет. Ему, наверно, уже сообщили о смерти Идрисовой, и он завтра с утра приедет. Чтобы документы оформить и тело выдать, как полагается.

– Приедет, – уверенно сказал Дронго, – мы с ним только сейчас по телефону говорили. Он сказал, что будет здесь через несколько минут.

– Тогда конечно, – спокойно согласился Асхат, – раз сказал, значит, будет. Пойду открою ворота.

– У вас камера установлена только на воротах?

– И вокруг дома тоже камеры есть. Посторонних здесь не бывает. Все знают, кто здесь находится, и обходят это место стороной. Как будто боятся заразиться, словно мы чумные. А может, просто не хотят даже видеть наших больных. Несчастье, оно ведь тоже как зараза, может передаваться от одного человека к другому. От нас ведь только трупы вывозят, никто своими ногами отсюда не уходит. Один раз только женщина уехала, но это чудо случилось, она Богу поверила и Он ее спас. А остальные так и остаются здесь до самого конца.

Он повернулся и зашагал к соседнему зданию.

– Здесь все философы, – заметил Эдгар, – не только врачи, но и водители, сторожа, нянечки… Очевидно, такое место располагает к размышлениям о жизни и смерти.

– Они ежедневно сталкиваются с реальной смертью, – напомнил Дронго, – вот поэтому у всех у них несколько взвинченное состояние. Поневоле становишься либо психопатом, либо философом.